Великие старцы в наше время. Монашеское братство аввы сергия О лаврентий из лавры старец

Фрагмент беседы насельника Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандрита Лаврентия (Постникова) с монастырской братией, март 2017 года.

Отец Лаврентий, 31 марта исполнится 40 дней со дня преставления архимандрита Кирилла. Расскажите, пожалуйста, о нем как его современник.

Я в Лавре с 1956-го года, закончил Семинарию и Академию. В то время по духовным вопросам в основном у нас был отец Тихон (Агриков), вы знаете о нем, затем отец Феодор, старший священник, и отец Кирилл. Но из них троих отец Кирилл был как-то в затишье. Он часто собирал студентов Семинарии и монастырскую братию у себя в келье, проводил с ними беседы, иногда их и чайком угощал. Тогда отца Тихона стали теснить со всех сторон, сильно измотали, и он ушел в затвор. Но на самом деле, как оказалось впоследствии, он находился у своего племянника. Отец Феодор скончался. Какое-то время главным монастырским свечником был я. Отец Кирилл был направлен в Переделкино, и я стал ездить к нему туда - потому что и я не без греха. Всяко бывало, или ссора или еще что-то…

Был такой случай. Мы тогда несли послушание за свечным ящиком, служба начиналась в половине шестого утра, храм открывали рано, приходилось вставать уже в четыре и приходить заранее. Народу было не как сейчас, Трапезный храм набивался битком. Те, кто находится за свечным ящиком, должны были успеть обслужить всех, принять записки и сорокоусты. Начинается Литургия, и приходит один опоздавший на послушание брат. Я ему говорю: «Иди туда, откуда пришел». Он ушел. Вскоре, через несколько дней, он опять опоздал за ящик. Я снова говорю ему: «Иди туда, откуда пришел». Он ушел, а потом перестал ходить и вовсе. Через некоторое время мы приходим на службу в Успенский собор. Отец Кирилл молился в алтаре, на горнем месте. Я обращаюсь к нему: «Отец Кирилл, когда мы, священнослужители, причащаемся в алтаре, то целуем у священника руки, приветствуя друг друга словами: "Христос посреди нас!" и взаимно отвечая: "И есть и будет!" Но вот с этим братом, в момент, когда я обращаюсь к нему с такими словами, он мне не отвечает. Значит, он имеет на меня обиду. А если так, что-то надо делать». Тогда отец Кирилл подзывает его и спрашивает: «Скажи, пожалуйста, имеешь ли ты что на отца Лаврентия?» Он отвечает: «Имею». «А как же ты тогда причащаешься?!» – спрашивает его отец Кирилл. Он стал уклоняться. Тогда я первый подошел к нему и сказал: «Прости меня, что я вынудил тебя подойти к отцу Кириллу». Тут он (искренне осознав свое заблуждение) положил передо мной поклон, и мы облобызались. С того времени и до настоящего момента мы с ним – хорошие друзья. Когда братия находится на совместном послушании, мы зависим друг от друга, делая общее дело. Нужно быть внимательными к себе и окружающим.

Архимандрит Кирилл (Павлов)

Батюшка, расскажите, кто у отца Кирилла был духовником.

Сначала был отец Тихон, потом отец Наум, потом еще один батюшка. Отец Кирилл был как мать: выслушает, разрешит, утешит. А когда он стал в Переделкино служить, после исповеди обязательно накормит, напоит. Народу всегда к нему много приходило. Пасхальную службу он всегда возглавлял, и я ее с народом всю пел. Яичко, бывало, когда в народ кидал, размахнется так, а бросит в другую сторону. Он любил яички бросать.

ПРАВОСЛАВНАЯ ЖИЗНЬ

ТЫ НЕ ПОЙ, СОЛОВЕЙ, СЛАДКОЙ ПЕСНИ СВОЕЙ

Любимый кант

Марию Ивановну Паршукову (в постриге мантийную монахиню Марию) знают по всему бывшему Союзу. Уроженка Коми земли, она в советское время много лет несла при Троице-Сергиевой лавре послушание странноприимства. «К ней ехали и с севера, и с юга, – рассказывает о своей тёте Галина Белякова, – и всех, бывало, тётя Маша приветит, накормит и обогреет. Братья и сёстры во Христе, приезжая к ней в Загорск, засиживались за разговорами до глубокой ночи: делились с ней своими проблемами, потом все вместе молились, пели духовные канты. А то и блаженных, бесноватых, юродивых в своём домике принимала. А это ведь очень тяжёлый крест. Помню, какие-то большие начальники к ней приезжали, прокуроры, известные артисты. Но в основном ехали простые люди. Всем хотелось попасть к преподобному Сергию и пожить при Лавре хотя бы несколько дней...»

В 2005 году Марию Ивановну разбил паралич – последствие инсульта. Родственники перевезли её на родину, в Республику Коми, как казалось тогда – умирать. Врачи предупреждали, что она долго не протянет. Но по молитвам своих многочисленных «странников» – братьев и сестёр во Христе, родственников, а также старцев Троице-Сергиевой лавры, благодаря любящему уходу своей племянницы Мария Ивановна жива по сей день.

Как прежде в Сергиевом Посаде, так и сейчас в домике Марии Ивановны на тихой улочке Охотничьей в посёлке В. Максаковка шумно от многочисленных посетителей, не смолкают голоса детишек.

– Марья Ивановна очень любит детишек, – рассказывает мне Галина Валерьяновна. – Она всю свою жизнь проработала с детьми. Сразу же после окончания школы устроилась в садик. А переехав в Загорск, работала именно в детских учреждениях. В нашей семье было девять детей, и она помогала маме воспитывать нас. Всех привела к Богу, у шестерых моих братьев и сестёр стала крёстной. С малых лет постоянно водила нас в Свято-Казанский храм на службы. А до него десять километров пешком (тогда автобусы не ходили), да и обратно. Если мы уставали, она по очереди несла нас на плечах. А зимой вся дорога заметена, огромные сугробы...

– После службы отец Владимир Жохов приглашал певчих к себе в дом на спевку, – вспоминает ещё племянница матушки. – Тётя Маша тоже пела в церковном хоре. Пока они занимались, мы находились с детьми у батюшки на веранде. Играли там, пока певчие репетировали.

Моста через Сысолу тогда ещё не было, и во время ледохода мы не могли попасть в храм. Поэтому все старушки с Максаковки собирались молиться в нашем доме. У нас как домовая церковь была. Помню, как бабушка рано утром поднимала нас на молитву. А нам хотелось ещё поспать – дети есть дети. Мы умывались, читали утреннее правило, потом крёстная тётя Маша напоминала: «Сегодня воскресный день, акафист-то почитайте!» И мы читали ещё какой-нибудь акафист, обычно Божьей Матери. Потом садились возле печки – у нас посреди комнаты тогда топилась печь – и начинали петь духовные канты. К этому, конечно, крёстная нас всех приучила.

Вначале пели её любимое песнопение, потом бабушкино, потом мамино. У крёстной любимая песнь: «Величит душа моя Господа, и возрадовася дух мой о Бозе Спасе моем...». У нас у всех были свои любимые канты, и мы по очереди их пропевали.

– Крёстная, ты помнишь, как канты учила нас петь? – обращается Галина к своей тёте, лежащей на кровати.

– Как же не помнишь? Вчера ещё «Соловья» пела. «Ты не пой, соловей, сладкой песни своей...» – подсказывает Галина. И матушка Мария тут же ей подпевает: «...И молитве моей не мешай, соловей».

– А помнишь, какой любимый кант был у моей мамы? «Не ропщи на суровую долю», – опять запевает Галина, и Мария Ивановна подхватывает:

Крест суровый покорно неси,
Уповай же на Господа Бога
И с терпением силы проси.
Бог послал тебе все испытанья,
Чтоб окрепнуть в тяжёлой борьбе.
Все те скорби и муки, страданья, –
В этой жизни на пользу тебе.
Так не вздумай же в тяжкое время
Передать своё горе кому,
Только Господу Богу молися,
Доверяйся Ему одному...

Удивительно было видеть, как старушка, прикованная к постели, поёт о своём кресте... Со слов её племянницы я уже знал, что с детства матушка Мария была большая певунья, даже играла на гармошке, а в Лавре пела в любительском хоре.

«Просите, что хотите»

Архимандрит Лаврентий (Постников) со своими духовными чадами

Сама Галина всю жизнь прослужила певчей при Лавре, потом – в лаврском скиту в Сабурово. А сейчас она руководит хором при храме Сергия Радонежского в Максаковке. И всё это – благодаря своей любимой тёте.

– Когда я переехала жить в Загорск к крёстной, – рассказывает Галина, – то она первым делом повела меня в музыкальную школу. Сама она очень страдала оттого, что у неё не было музыкального образования, и очень хотела, чтобы я его получила. И только я устроилась на работу в медсанчасть, как тут же пошла на занятия в вечернюю музыкальную школу. А также стала петь вместе с крёстной в любительском хоре. Им тогда управлял мой духовник отец Лаврентий. И мы с пяти утра обычно пели раннюю службу в Успенском храме.

– А почему вы решили переехать из Коми поближе к Лавре? – спрашиваю Галину Валерьяновну.

– У нас была большая семья, жить было тяжело. А крёстная там одна жила и в письмах постоянно приглашала нас к себе. Вначале с братом Михаилом мы поехали к ней на каникулах. Крёстная нас подвела к мощам Преподобного Сергия: «Прикладывайтесь и просите у Преподобного всё, что хотите. Если Богу будет угодно, он все ваши желания исполнит». Мне в Лавре очень понравилось, и, прикладываясь к мощам, я попросила святого Сергия о том, чтобы там пожить. И где-то через пару лет всё сложилось так, что я переехала в Загорск насовсем.

Сама же Мария Ивановна переехала в Сергиев Посад по благословению отца Владимира Жохова. Когда батюшке власти запретили служить в Коми, своим духовным чадам он посоветовал искать окормления у духовников Троице-Сергиевой лавры. И несколько его прихожанок переехали жить в Загорск, попав в духовные чада к известному старцу отцу Тихону (Агрикову). (Об этом угоднике мы рассказывали в публикации в № 616 «Веры»).

Когда отца Тихона из Лавры власти выгнали, он всем своим духовным чадам наказывал исповедоваться и подходить за советами к отцу Лаврентию (Постникову). Меня крёстная сразу же подвела к нему на исповедь. Батюшка поговорил со мной и взял в свои духовные чада. Он тогда был старше меня на двадцать лет, за плечами был уже богатый жизненный и монашеской опыт. И вот я стала во всех своих делах слушаться батюшку, и всё у меня в жизни складывалось хорошо. Но если что-то делала без его совета, то тут же попадала в большие искушения.

Однажды духовные чада батюшки пригласили меня на день рождения в Липецк. Я обещала, что приеду, если будет воля Божия. С батюшкой по этому поводу не посоветовалась. А уже перед самой поездкой подошла к нему за благословением, так, мол, и так, обещала приехать к своей духовной сестре. А отец Лаврентий сказал: «Ты же меня не спрашивала, как могла решить сама такой вопрос?» – «Ну, батюшка, люди же меня будут ждать!» – «Хорошо, езжай», – неохотно согласился он и через силу благословил меня на эту поездку. Пришла домой – и к вечеру сильно заболела, поднялась температура. А рано утром надо ехать в аэропорт. Приехала в Быково. Вдруг передают, что наш рейс откладывается – Липецк не принимает из-за нелётной погоды. Так весь день рейс и откладывали. Я извелась вся, перенервничала. Часа в три объявили посадку. До Липецка лететь всего сорок минут, а мы летим час, полтора – все уже волнуются, не случилось ли чего с самолётом. Наконец внизу показались огни большого города. Все обрадовались, а стюардесса объявляет: «Самолёт делает посадку в городе Москва в связи с плохими метеоусловиями Липецка». Так мы возвратились в Москву. Я приехала в Сергиев Посад, пошла на всенощную. Как раз помазание идёт, отец Лаврентий держит стручец. Я подхожу к нему, а он: «Ну, с приездом!»

А вот противоположный случай. Батюшка собрался в Липецкую область, на могилки к своим многочисленным духовным чадам, и меня благословил поехать. С ним ещё несколько человек собрались. А я как раз разболелась – сильная ангина, с утра температура поднялась. Ни разговаривать, ни делать что-то не могу. Подошла: «Батюшка, я, наверное, не смогу с вами поехать, болею сильно!» А он словно и не слышит: «Садись в машину!» Села, поехали. Мы всегда в дороге молились. Батюшка сам прочитал утреннее правило и акафист Спасителю. А каноны благословил читать мне. У меня ангина, я даже говорить не могу, но, раз батюшка благословил, стала читать. Сперва хрипела, кашляла, а минут через сорок ощутила, что горло больше не болит и температуры нет. Приехала в Липецк, полностью выздоровев.

Пришлецы на земле

– Отец Лаврентий несколько раз приезжал к нам сюда, в Сыктывкар, – продолжает Галина. – Первый раз это было лет 30 назад, мы ездили с батюшкой на мою родину в Мыёлдино. Зашли в полуразрушенный, без крыши храм Иоанна Предтечи. И под открытым небом там помолились, пропели тропарь Иоанну Крестителю. Батюшка тогда сказал, что храм обязательно возродится. В это трудно было тогда поверить, но его восстановили одним из первых в Коми.

В это время мой брат Аркадий ещё учился в школе, ему было лет 12. Отец Лаврентий гостил у нас дома, побеседовал со всеми и, выходя из комнаты, погладил Аркадия по голове: «Вот, будущий семинарист». Никто тогда даже не мог себе представить, что он будет учиться в семинарии и станет священником. Да и сам он об этом, конечно, не думал. А после армии приехал в Лавру. И когда крёстная подвела его к отцу Лаврентию под благословение, батюшка говорит: «Ну, Родине ты отдал свой долг, теперь должен послужить Богу». Дома брат ещё некоторое время был чтецом и ктитором в нашем Свято-Казанском храме, а потом поехал поступать в московскую семинарию. После её окончания и рукоположения он возвратился в Сыктывкар и владыка назначил его на приход в Максаковку. Приход там только открывался, и отец Аркадий предложил назвать его в честь прп. Сергия Радонежского, ставшего у всей нашей семьи небесным покровителем. И вот счастье: когда я через 22 года возвратилась на родину, то стала ходить в этот храм и как бы снова попала под покровительство нашего любимого святого. Это, конечно, чудо, что Преподобный Сергий и святитель Стефан Пермский соединили всю нашу большую семью в Боге. На сегодня из девяти братьев и сестёр остались только четверо. Но мы живём дружно, постоянно встречаемся.

Прописка в Загорске

Галина вспомнила, как она устраивалась на работу Сергиевом Посаде (тогда город назывался Загорском). Работая в медсанчасти, она никак не могла оформить прописку в городе, и получалось, что жила она там не совсем легально. Просто так в Загорске не прописывали – так что те, кто туда приезжал, прописывались вначале во Владимирской области. И хотя у крёстной был свой дом, власти никак не откликались на её просьбы прописать меня. Через несколько лет мне всё-таки удалось прописаться у пожилых матушек-монахинь, лаврских иконописиц. За одной из них, монахиней Антонией, я ухаживала. Она была прозорливой и умела находить нужные слова, чтобы помочь человеку в той или иной ситуации.

Тут меня пригласили перейти работать в санаторий, от Загорска отстоящий в 15 километрах. И когда я поехала устраиваться туда, меня возмутило, что прямо в отделе кадров меня стали загружать комсомольской работой. Я из Сыктывкара уехала от этого, а тут – то же самое! Мне хотелось другой жизни – во Христе. И я не согласилась там остаться, хотя мне сразу предлагали квартиру.

Прошло 10 лет, и меня опять пригласили в тот самый санаторий. Я обратилась к духовнику. Тогда отец Лаврентий болел, его заменял отец Косьма, который был духовником Лавры. Он внимательно выслушал меня и попросил подойти через три дня. Начал молиться, чтобы узнать волю Божию. Через три дня я подхожу к нему и слышу: «Да, есть Божья воля, перебирайся. Ничего не смущайся, тебе там будет хорошо». И меня потом уже ничто не могло остановить в решении переехать, хотя главврач с прежней работы никак не хотел отпускать: трижды приходил в нашу лабораторию, просил остаться, обещал дать общежитие, прописать. «А где же вы раньше были? – говорю ему. – Я сколько раз к вам подходила с этим вопросом. Хотя бы прописку дали постоянную». У меня-то временная была, но её через определённое время нужно было ходить продлевать. Главврач, устыдившись, отпустил меня.

В санатории я проработала 15 лет. Мне действительно там было очень хорошо, жила как в сказке. И работу любила, и жильё сразу получила. Молиться ходила в скит в Сабурово, что был недалеко от нашего санатория, – там пела на клиросе. И так получилось, что в этом скиту встретила своего будущего мужа. Уже здесь, на Севере, по благословению старцев Троице-Сергиевой лавры мы соединили свои судьбы. Сейчас живём вместе. Он служит при нашем храме чтецом и помогает мне ухаживать за тётей и за моей мамой, которой уже 83 года. Одной бы мне не справиться.

Большая жизнь

Когда я собирался уходить, к нашему разговору неожиданно подключилась Валентина, двоюродная сестра матушки Марии. Вспомнила, как они открывали молитвенный дом в Айкино.

– Это было в 1959 году, – рассказала Валентина. – Приехали мы вместе с отцом Сергием Паршуковым, будущим схимонахом Кириком, в Айкино. Поселились все в одном доме. Он служил, а мы с Марьей Ивановной вдвоём пели на клиросе. У отца Сергия тогда даже рясы не было. И вот я взяла шёлковую штору и сшила ему рясу. Вот так у нас всё начиналось...

Мы с Марьей Ивановной одногодки, обеим по 74 года. Вместе из Мыёлдино в Максаковку переехали, вместе ходили молиться в Кочпонский Свято-Казанский храм к отцу Владимиру Жохову – такой добрый батюшка был, такого я больше в своей жизни не видела. Марья Ивановна хоть и сердечница была (частенько сердце у неё болело), но никакие лекарства не принимала, уповала только на помощь Божию. Я её ругала за это, но она меня не слушалась. Бывало, полный дом у неё людей – со всех уголков страны приехали, она всех на кровати, на диваны уложит, а сама бросит свою фуфайку где-нибудь в угол, там и спит. С вечера замочит большую кастрюлю макарон, луку туда покрошит и на плиту поставит вариться. Все едят, нахвалиться не могут, так вкусно. А домой вернутся, приготовят точно так же – нет, что-то не то, невкусно. Это мне многие рассказывали...

За свою жизнь матушка Мария (Паршукова) привела к Богу многих людей и сама послужила во славу Божию. Сейчас те, кто бывал у неё в Сергиевом Посаде, приезжают навещать матушку в Максаковку. Несмотря на своё тяжёлое состояние, она и сейчас постоянно молится за всех родных и близких.

Помолитесь о здравии болящей монахини Марии и вы, дорогие читатели газеты «Вера».

Евгений СУВОРОВ
Фото из семейного архива Галины Беляковой

Троице-Сергиева Лавра в 1970-1980-е года была цветущим рассадником благочестия и хранителем чистоты православной веры. В Лавру приезжали люди из всего Союза и из-за его пределов, чтобы пообщаться с лаврскими духовниками. Самым известным духовником Лавры был архимандрит Кирилл (Павлов) . У него исповедовались патриархи, архиереи, священники, миряне, а также немало тех, кто принадлежал к сильным мира сего.

Были и другие хорошие и известные духовники, как, например, – архимандрит Наум (Бойбородин), архимандрит Лаврентий (Постников), архимандрит Варфоломей (Калугин), которые пользовались известностью, и к которым обращалось много людей.

Братия Лавры была немногочисленна, тогда существовало ограничение со стороны государства, в Лавре могло быть не более 60 или 70 братий (точно не помню). Но среди нас была духовная любовь: мы помогали друг другу, переживали друг за друга и наши устремления были к тому, чтобы хоть немножко себя духовно усовершенствовать.

Я, грешный, поступил в Московскую духовную семинарию в 1969 году, в возрасте 24 лет, после окончания трех курсов Черновицкого государственного университета. Мне почему-то запомнилось прохождение медицинской комиссии. Медкомиссия (она была составлена из врачей городской больницы) настолько строго нас проверяла, что было впечатление, что поступаешь не в духовную семинарию, а в военное лётное училище. У меня нашли какой-то недостаток и отправили на обследование в районную больницу. Врач, которая обследовала меня, уже немолодая женщина, сильно убеждала меня не губить себя и не поступать в семинарию, а пойти учиться в университет и с меня будет «хороший» человек. Она даже обещалась помочь мне в этом. Я молчал и не отвечал ей ни слова и, думаю, это был лучший вариант.

Московские духовные школы представляли тогда большую, духовно-сплоченную семью, преподаватели и воспитанники которой, прежде, нежели попасть в эту школу, прошли многие искушения и испытания своей веры и преданности Церкви.

Меня зачислили сразу во второй класс. Семинарская братия была хорошей. Все старались приобрести духовные познания и благочестивые навыки, хотя на переменах мы баловались и шалили, невзирая на возраст, но в наших шалостях не было злобы, в них присутствовала доброта и взаимное уважение. Каждый учащийся старался воспитывать себя для того звания, в котором он хотел служить Церкви. Помню, что даже в спальнях ребята живо обсуждали вопросы, как выбрать себе матушку, как они будут духовно воспитывать детей, как будут трудиться с прихожанами, как устроят Богослужение, о чем будут проповедовать.

Те, кто помышлял о монашестве, вели себя по-другому, они уединялись в уголочки, там молились, читали творения свв. Отцов, но никто никого не укорял и не унижал за избираемый путь. Все, по мере сил и возможностей, старались ходить в Лавру на полунощницу, чтобы там приложиться к мощам прп. Сергия, кто не мог этого сделать рано утром на полунощнице, тот шел немного позже в Троицкий собор, чтобы приложиться к мощам нашего небесного заступника и покровителя – прп. Сергия. У нас всех было общее правило – каждый день обязательно сходить к св.мощам прп. Сергия за благословением.

Учась во 2-м классе семинарии, я подал прошение на переход в число братии Лавры. Когда был на каникулах – испросил у родителей благословения на этот путь, но батюшка Симон не отпускал меня. Думаю, он видел мою неготовность к монашеской жизни, поэтому удерживал меня. Он говорил: «Поучись, братец, до 3-го курса Академии, а потом перейдешь в Лавру». Но я был нетерпеливый и просил моего духовника архимандрита Кирилла (Павлова), чтобы он за меня походатайствовал. Через несколько месяцев о. Кирилл вместе с благочинным Лавры архимандритом Варнавой (Кедровым) , пошел к о. инспектору, и он отпустил меня. Это случилось в конце декабря 1970 года. Для меня, грешного, это был необыкновенный Рождественский подарок.

Поступившие в число братии, студенты или воспитанники Духовных школ, долго в послушниках не ходили, т.к. их вера и боголюбие уже были испытаны при поступлении в духовную семинарию. Поэтому через три месяца меня постригли в мантию, а еще через три месяца – был хиротонисан во иеродиакона, а еще через год – во иеромонаха.

Жизнь в святой Лавре была очень интересная, наполнена борьбой с собой, со своими страстями. Когда инок молитвой и смирением начинает ломать себя, разрушать в себе злые навыки, тогда благодать Божия осеняет его и его жизнь, на вид казалась бы однообразная и скучная, в действительности становится светлой красивой и интересной. В окружении этих духовных воинов и мне, нерадивому, было интересно и хорошо.

В этой духовной коррекции и шлифовке участвовала старшая братия. Одни – своим примером, как например архимандрит Нил (Кабанов) (в схиме Рафаил), а другие – своим словом, как например архимандрит Николай (Самсонов).

Отец Нил много лет нес послушание за свечным ящиком в Троицком соборе. Когда его спрашивали: «Батюшка, вы какое послушание несете?», он отвечал обычной скороговоркой: «Я работаю в Троицком соборе, там я работаю». Мы ему возражали: «Батюшка, это мирские люди работают, а монахи несут послушание», но он опять скороговоркой отвечал: «Какой я монах, какой я монах? Я еще не стал монахом», а в действительности, он был очень строгий монах, молитвенник, труженик. Когда он преставился, то мы осматривали его келью, в которой было все очень скромно и просто, и нашли тетрадь, в которой он отмечал, сколько и какие молитвы он совершал каждодневно: если он прочитал молитву, он ставил знак «+», а если опустил – то «-» и в этой тетрадке минусы попадались редко, везде были плюсы. Если он отлучался из обители на несколько дней и не мог прочитывать свое правило, то, вернувшись, он с беспокойством говорил: «Ой, все запущено, все запущено, надо все вычитывать», – и он вычитывал все опущенные молитвы и делал пропущенные поклоны. Он никогда никого не учил словесно и не делал никому замечаний, но он был для молодых живым уроком.

Архимандрит Николай (Самсонов) был другого устроения: он учил нас и жестко пресекал наше превозношение и суетность. Если он видел, что молодой монах идет быстро, бежит, машет руками, он подойдет, возьмет за руку, остановит и скажет: «Не бегай, не маши руками, ты умер для мира, что ты суетишься; твои руки связаны обетами перед Богом, что ты ими машешь?» Таким образом он учил нас духовной культуре и поведению, о которых мир уже давно забыл.

В 1985 году меня назначили благочинным Лавры. Это послушание имеет свои особенности, но для меня, грешного, оно было нетрудным, потому что я прожил уже 15 лет в братии Лавры и знал характер и способности каждого насельника. Думаю, что братия не меньше знала и меня, грешного. Я знал, что в духовной жизни инока бывают светлые страницы, но бывают и темные; бывают победы над страстями, а бывают и падения: и трагедия инока состоит не в его падении, а в прекращении духовной борьбы с собой. Через падение Господь дает нам опытно познать свою немощь и ничтожество и через это приводит нас к смирению: если инок не оставляет подвиг, он опять восстает через покаяние и становится сильнее и крепче. Я знал об этом из рассказов духовно опытных старцев и старался все это учитывать при исполнении благочиннического послушания, поэтому у меня не было никаких сложностей, я терпел немощи братии, а братия терпела немощи мои.

Кроме того, наместник Лавры архимандрит Алексей (Кутепов) был добрым и снисходительным к моим недостаткам и великодушно прощал мои ошибки. Для меня это очень много значило.

В это время началась «гласность и перестройка» в государстве. Это коснулось, в некоторой мере, и Лавры, но не настолько, чтобы изменить сложившиеся устои монашеской жизни.

В 1988 году указом Святейшего Патриарха Пимена я был назначен наместником Свято-Успенской Почаевской Лавры и был отчислен из братства Троице-Сергиевой Лавры. Сегодня жизнь в Лавре прп. Сергия во многом изменилась: иноки из Лавры вышли в мир, жизнь разбросала их в разные концы земли, они совершают там различные церковные служения, но думаю, что те иноки, которые не оставляют борьбы со своим внутренним ветхим человеком, кто понуждает себя к непрестанной молитве, смирению и покаянию, все они принадлежат к тому духовному монашескому братству, во главе которого стоит великий Авва – преподобный Сергий.

Преподобный Сергий – игумен Земли Русской и игумен Лавры: он управляет Лаврой. Он тихо, спокойно правит. И всякий, внимающий его правлению, видит его руководство. А не внимающий – не видит этого. Человек, живущий по своей воле, по своему норову, не может увидеть тихую, но твердую руку Преподобного Сергия.

Лавра представляет собой ставропигиальный монастырь Русской Православной Церкви, размещенный почти что в центре Центральной России. И этот монастырь, как и вся Россия, находится под покровом Аввы Сергия. Мы являемся свидетелями этого чудного покрова над братией, над монастырем, над всеми, кто приходит к Преподобному за помощью, и над всей Русской Церковью. Игумен Земли Русской покрывает, помогает и поддерживает каждого, обращающегося к нему за помощью человека.

Мы имеем немало свидетельств исцелений по молитвам Преподобного Сергия, имеем и наблюдаем опыт духовной жизни подвижников благочестия, которые жили и живут в Лавре и в окрестностях монастыря, приходящих к Преподобному, приезжающих – часто или редко – в Лавру Преподобного. И примеров этих немало.

Благодарение Богу, мы застали сонм подвижников, которые жили под покровом Преподобного и жили Преподобным: в радости, благодушии и терпении.

Каждый, кто приходит к Преподобному, получает по мере своей просьбы, по мере открытости и чистоты своего сердца.

Каждый, кто приходит к Преподобному, получает по мере своей просьбы, по мере открытости и чистоты своего сердца. Преподобный каждого наделяет по мере возможности восприятия этого дара, этого его благословения.

Дай Бог, чтобы каждому Господь через Преподобного давал сил, давал поддержку и помощь в несении креста, в радости и благодушии: не унывая, не печалясь, но с молитвой, с терпением исполнять свое служение, данное каждому Богом.

– Совсем недавно мы праздновали 700-летие Преподобного Сергия, в связи с чем Лавра очень сильно обновилась. Многие здания отремонтированы, наведен образцовый порядок. Остались ли еще какие-то нереализованные планы по реставрации и ремонту – в Лавре или же в близлежащих скитах или храмах?

– Проблемы всегда есть. Сказать о том, что сделано все, просто невозможно. В Лавре расположен Патриарший Архитектурно-реставрационный центр, который занимается как раз проблемами реставрации, контролем зданий, сооружений, памятников архитектуры и контролем над ними, а также есть реставрационно-иконописная мастерская, которая специализируется на реставрации икон. В том числе икон, расположенных в иконостасе Троицкого собора. Эта работа никогда не прерывается, в настоящее время тоже.

– Троицкий собор – это в определенном смысле сердце и Лавры, и Сергиева Посада. Сюда ежедневно притекает множество паломников, среди которых множество туристов. В Лавре в настоящее время, особенно по выходным, просто засилье иностранных туристов, в последнее время преимущественно китайских. Это громадное нашествие в Сергиев Посад и в Лавру – оно с чем-то связано, как Вы думаете, отец Павел?

– Как мне думается, это устроил Господь Своим Промыслом : желая помочь и дать возможность китайцу увидеть Христа, увидеть жизнь христианскую, увидеть людей, старающихся жить по Христу и со Христом, увидеть жизнь людей, поставивших во главу угла христианский идеал. Ведь у себя на родине они этого не могут увидеть, они оторваны от этой традиции, традиции веры.

Поэтому, думаю, что для них – это момент «духовной экскурсии», чтобы они смогли это все увидеть. И Преподобный сам дает определенное «послание» каждому из приезжающих сюда китайцев – в его сердце, в его ум, чтобы он что-то почувствовал, о чем-то задумался, что-то увидел, что-то услышал, что-то понял и переоценил свою жизнь.

А придут ли они ко Христу все или же почти никто из них не обратится в Православие? Господь призывает всех, но «много званых, а мало избранных».

Чтобы потом никто не сказал: «китайцев много, а их никто не звал»… Господь зовет всех, Он зовет и китайцев…

– Сегодня в Лавре много молодой братии, но, конечно же, жизнь монастыря тесно связана с его старыми насельниками. Течет время, умирают люди, многие уже «переселились» на братское кладбище в Деулино: там уже множество могилок, причем некоторые – совсем свежие.

Как совершается в Лавре память о покойной братии? Вспоминают ли ушедших в их памятные дни? Что с этим связано?

– К сожалению, кладбище в Деулино, где хоронят братию Лавры очень быстро – особенно в последнее время – увеличивается. Многие братья уходят, особенно старцы. Каждого брата, который скончался, мы помним. В день его кончины мы совершаем поминовение, здесь на братской трапезе служим панихиду. Служим панихиду, может быть, и на кладбище, на его могиле. На каждой Божественной Литургии поминаем почившую братию.

Кроме того, на сайте Лавры есть раздел, посвященный жизни старой почившей братии Лавры. Это «Братский помянник», который рассказывает о жизни того или иного, особенно недавно почившего, старца.

– В Лавре постоянно происходят чудеса. И, несмотря на то, что наши современники активно ищут явных чудес, Вы уже сказали, что Преподобный Сергий творит чудеса незаметно, в тихости, каждому открывая свое. Фиксируются ли сегодня какие-то яркие случаи?

– В настоящее время, как правило, люди, получившие помощь (и даже исцеление), чаще всего скрывают это. Потому что помощь бывает разная. Но исцеления происходят, и случаи такие у мощей Преподобного мы регулярно наблюдаем.

Для кого-то, может быть, это мелочь, но когда студент Академии подходит к мощам Преподобного и просит помощи на предстоящем экзамене, зная только один билет, а потом вытягивает именно его – это ведь настоящее чудо! А обоснованием такой его «нерадивости» было лишь то, что он помогал старцу и был занят уходом за умиравшим старцем. И вот, он идет сдавать экзамен и получает пять баллов за тот билет, который – единственный – он подготовил!

– Да, действительно, это очень яркий случай…

– Можно, конечно, спорить: чудо это или не чудо, но такие случаи происходят. Один студент помогал престарелому монаху, тот был немощный, и он ходил к нему каждый день. Студент делал ему разные процедуры, но к урокам и экзаменам готовился плохо. Готовился, но на бегу, на ходу, на переменах… И вот, год кончился, он идет в канцелярию Академии, чтобы получить табель об успеваемости, и видит, что там стоят только одни пятерки! Он был очень удивлен: целый год-то вроде бы и не учился, все бегал между старцем и учебой… Но когда старец почил, а студент этот, по старой памяти, стал несколько лениться и прохладно относиться к занятиям (дескать, он ведь отличник!), то в конце года картина изменилась!

И он стал ходить помогать другому старцу, стал просить помощи Преподобного Сергия, чтобы тот помог ему усвоить материал, и прекрасно сдал экзамены! С помощью Преподобного Сергия…

Именно поэтому существует у нас традиция, когда все студенты идут к раке мощей Преподобного, прося его помощи и благословения на свою учебу. Не только для того, чтобы отлично сдать экзамен, а для того именно, чтобы усвоить материал. А сделать – это уже дело другое…

– Троице-Сергиева Лавра неразрывно уже связана с именем нашего Главного регента монастыря, легендарного архимандрита Матфея (Мормыля) . Записи лаврского хора уже разошлись, наверное, по всему миру – не только в России. Троице-Сергиеву Лавру уже практически не отделяют от звучания этого хора. Люди слушают, молятся, вспоминают… А что сегодня происходит с лаврской певческой традицией?

– Конечно, отца Матфея нам недостает. Конечно, то значение, которое имел отец Матфей, сейчас все более и более становится очевидным. Его значение все больше и больше увеличивается и осознается. Но, к сожалению, его реальное участие в жизни хора все более и более отдаляется, потому что отца Матфея с нами нет уже почти десять лет.

А отец Матфей обладал такой способностью: его хор пел и духовно, и музыкально, и очень молитвенно.

Время идет, вырастает молодое поколение, приходят молодые ребята, которые уже не помнят отца Матфея. Да, видели на фотографии или на видео. Да, слышали его хор. Но реально они не переживали того, как он управлял. Это чувство хора, которое имел отец Матфей, монолит певческого коллектива, его видение музыкального произведения, этот мощный звук, который исходил от хора и катился, как огромный шар, по всему храму, заполняя собой все пространство… Редко, кому из регентов удается добиться такого звучания хора… А отец Матфей обладал такой способностью: его хор пел и духовно, и музыкально, и очень молитвенно.

Помню такой случай, когда отец Матфей управлял хором в последний раз: регентует Херувимской, а сам плачет, сидя на своей колясочке (он в последние годы не ходил). И хор пел просто непередаваемо! Несмотря на то, что хор был смешанным, но он был настолько сплочен, настолько слит, что непонятно даже, где какие звучали голоса – мужские или женские… Это был единый молитвенный звук… Вопль молитвенный, торжество молитвы – забыть это невозможно!

И сегодня говорить о том, что это «было и ушло», нельзя. Это было, оно есть и сейчас. Есть, потому что мы помним отца Матфея.

Один из наших духовников рассказывал такой случай. Где-то в 80-е годы группа людей из Архангельской области, живших долгое время в церковном расколе, приехали в Троице-Сергиеву Лавру. Они не признавали Патриарха, не признавали Церковь. Считали, что Церковь уже не сохранилась… И вот, они попадают в Успенский собор на Литургию. Пел отец Матфей. Они пережили эту волну благодатного духовного и музыкального пения, после чего признались сами себе, что Церковь – жива. Они поисповедовались в Лавре, покаялись, причастились Святых Таин и радовались, что Церковь – жива. Это было свидетельство жизни Церкви.

И дай Бог, чтобы в Лавре не прекращалась такая певческая традиция, чтобы Преподобный Сергий воздвигал подвижников церковного пения. Чтобы пение церковное проповедовало, назидало, укрепляло людей на их пути ко Христу.

– Когда мы поднимались к Вам в келию, отец Павел, я обратил внимание на дверцу братской келии с номером 16, на которой висит надпись: «Архимандрит Кирилл». Мне посчастливилось несколько раз бывать в этой келии: Батюшка встречал у себя, молился, отвечал на многие и многие житейские вопросы…

Несмотря на то, что отца Кирилла сегодня с нами нет, но он жив, и братия иногда его посещает. Он болеет, он в коме, он тяжело переживает, наверное, свое состояние, молится (о чем многие свидетельствуют). Как сегодня в Лавре вспоминают нашего духовника, архимандрита Кирилла (Павлова) , который, вероятно, известен сегодня так же, как и отец Матфей, на весь мир?

– Мы говорим сейчас о воспоминаниях, но Батюшка жив. И каждый раз, приходя к Батюшке, мы обращаемся к живому Батюшке. Да, может быть, мы не получаем такого полного ответа. Но мы получаем поддержку, какие-то сигналы получаем от Батюшки, которые он нам может подать.

Да, он сейчас почти что не говорит, но Господь дает ему силы, и он, вопреки всем законам физиологии, продолжает поддерживать приходящую братию. Кого-то – пытаясь ему что-то сказать, кому-то просто потрясет руку или задержит ее в своей. И человек тут же ощущает какую-то помощь в решении того или иного своего вопроса или проблемы.

Мы благодарим Бога, что Батюшка с нами, и за его молитвы мы еще живем в мире и тишине. А это много.

– Молодая братия всегда научается от старой братии. Есть сегодня еще старцы в монастыре?

– Слава Богу, что в Лавре еще есть старшая братия, которая живет, подвизается. Вспоминаю отца архимандрита Пимена (ныне покойного). Помню, иду по братскому коридору около полуночи в умывальную комнату, а мне навстречу – отец Пимен. И говорит мне: «Доброе утро!» И так было несколько раз. Сначала я подумал, что старец шутит со мной: полночь почти, а он говорит мне «Доброе утро!» А, может быть, перепутал старец по старости своей (ему уже 80 лет было). А потом я заметил: нет, старец уже проснулся. Это у него утро началось. Он проснулся и шел, умывшись, на молитвенное правило…

У нас сейчас есть старая братия, к которым молодые приходят прочитывать им правило. К кому-то в три часа ночи приходят читать правило… Это очень поучительно и очень поддерживает всех.

Один молодой монах как-то сказал: «Бывает, не хочется идти, но надо старцу помочь. Если я не приду, он же не сможет прочитать сам!» И вот, он идет в три часа ночи и читает ему правило. Это очень поучительно.

Но, конечно, у современного человека много проблем. В основном, проблема своего «я». Такой человек все пропускает через свое сознание, через свой ум, анализирует, а с этим анализом, чаще всего, он может потерять понятие послушания и не увидеть его.

И вот здесь послушнику (или монаху) нужно задуматься: зачем он пришел в монастырь? Творить свою волю, делать все по-своему, или же делать, как ему благословят?

В монастыре воля не ломается, а подчиняется Божией воле.

В монастыре воля не ломается, а подчиняется Божией воле. И если человек внимательно живет в Лавре, он видит, что управляет всем Преподобный Сергий. Не администрация, не какое-то начальство, а сам Преподобный тихо, спокойно правит монастырем! Братия, ведущая настоящую духовную жизнь, видит это, знает, замечает и в терпении ждет, – если имеет какое-то искушение – что Преподобный сам все расставит на свои места и все решит.

– В Лавре есть большая библиотека, может ли монах сегодня повысить свой образовательный уровень, находясь в стенах обители?

– Есть библиотека с хорошим читальным залом. А кроме тех книг, которые там имеются, усилиями братии была переснята на электронные носители вся прежняя лаврская библиотека, сохранившаяся после Смутных времен в Москве, будучи вывезенной в РГБ. Там она и сейчас хранится, а братия все полностью пересняла, большая часть материалов сейчас размещена на сайте Лавры. Переснят и дореволюционный архив Лавры. Это очень помогает человеку, имеющему желание изучать историю, быт Лавры, ее духовную, богослужебную жизнь. Можно придти, воспользоваться компьютером, и братия с успехом этим пользуется.

– Первое, что обращает на себя внимание паломника, попадающего в Троицкий собор Лавры – это, конечно, удивительные росписи наших святых иконописцев – преподобных Андрея Рублева и Даниила Черного, а также их учеников. В Троицком соборе действительно сохранились их подлинники?

– Иконостас Троицкого собора написан преподобным Андреем Рублевым и его учениками, в частности, Даниилом Черным. Пятый (верхний) ярус иконостаса относится к XVII веку. Царские врата – это дар Михаила Федоровича Романова, первого из династии Романовых. В первом ряду иконостаса – иконы XV-XVI веков. Там же была и рублевская Троица, на месте которой сейчас размещена копия иконописца Баранова, который исполнил ее в 1927 году.

Да, Андрей Рублев расписал весь собор, но, к сожалению, его фрески не сохранились. В XVII веке они были срублены и заменены новыми фресками. Мы сейчас имеем остатки фресок XVII века. Они отреставрированы, поновлены частью, но это остатки фресок XVII века.

– Известно паломникам, что в Серапионовой палате – место бывшей келии Преподобного Сергия. Это действительно то самое место?

– В исторических повествованиях мы читаем, что келия его была около храма. Прежний храм Живоначальной Троицы стоял на месте Троицкого собора. А поскольку он был деревянным, меньшим по размеру, то и получается, что «келия у храма» попадает как раз на место, где сейчас Серапионова палата.

Есть предположение, что келия Преподобного отчасти находилась даже под нынешней территорией Троицкого собора.

Момент явления Матери Божией Преподобному Сергию – это один из важнейших моментов в жизни как Преподобного Сергия, так и в жизни Лавры. Память об этом сохраняется в Лавре, и каждую пятницу совершается акафистное пение в честь Матери Божией, потому что, как мы помним, явление это было в ночь с пятницы на субботу, во время молитвы Преподобного с его учеником, преподобным Михеем.

– «Большой келией Преподобного Сергия» называют Московские духовные школы, которые уже давно исторически обосновались в стенах Троице-Сергиевой Лавры. Сегодня жизнь Академии и семинарии неразрывно связана с жизнью обители. Как происходит общение братии монастыря и преподавателей и студентов Московских духовных школ?

– Во-первых, студенты участвуют в Лаврских богослужениях. Они поют на клиросах во время воскресных богослужений, на большие праздники церковные. Происходит и исповедь студентов в особо установленные дни: например, перед Рождеством, перед Пасхой, перед Успением, перед Преображением. Есть специальные дни, когда администрация Академии считает нужным, духовники Лавры приходят и совершают исповедь студентов Академии и преподавателей. Студенты и самостоятельно регулярно посещают лаврских духовников: приходят на исповедь, открывают помыслы, получают духовные советы – такая нормальная, живая христианская жизнь, это очень хорошо.

Молитвами Преподобного Сергия да пребудет над всеми нами покров Игумена Земли русской – в благословение каждому из нас, в радость, утешение и терпение своего жизненного креста!

Духовное окормление у старцев Троице-Сергиевой Лавры

Настоятельница Свято-Троицкого Серафимо-Дивеевского женского монастыря в Дивеево игумения Сергия (Конкова) поделилась воспоминаниями об общении со старцами Троице-Сергиевой Лавры.

В советские годы Троице-Сергиева Лавра была одним из духовных центров, куда стекалось множество паломников со всей страны за духовной помощью и окормлением. Я помню многих лаврских духовников -
схиархимандрита Пантелеимона (Агрикова),
архимандрита Серафима (Шинкарева),
архимандрита Сергия (Петина),
схиархимандрита Михаила (Бадаева),
архимандрита Кирилла (Павлова),
архимандрита Наума (Байбородина),
архимандрита Лаврентия (Постникова),
архимандрита Венедикта (Пенькова).

В детстве и юности мне довелось окормляться у архимандрита Серафима (Шинкарева). Старец всех спрашивал: «Деточка, а слушаешься ты родителей? Слушайся родителей и будешь беспечальна и беспопечительна». На примере жизни моих родителей, которые заботились о своих родителях, я убедилась, что заповедь пятая Ветхого Завета: «Почитай отца твоего и мать - да благо тебе будет, и будешь долголетен на земле», - и сейчас действует. Родители мои прожили благополучную жизнь и скончались в восемьдесят три года, хотя отец был из семьи недолгожителей. За послушание родителям Господь давал радость.

Вокруг духовников Троице-Сергиевой Лавры формировалась среда обитания духовных чад, многие из которых стремились поселиться поближе к Загорску. Устраивались на работу в музеи, на почту, в типографию, больницы. Читали Неусыпаемую Псалтирь, составляя двадцатки для чтения. Читали Библию, Евангелие, душеполезные книги репринтного издания: авву Дорофея, Иоанна Лествичника, «Добротолюбие», Исаака Сирина, Симеона Нового Богослова, святителя Иоанна Златоустого. Регулярно приступали к Таинствам Исповеди и Причастия.

Под воскресные и праздничные дни, когда Трапезный храм Лавры не закрывался, ночью читали Последование ко Причастию для паломников и пели акафисты Спасителю и Божией Матери.

В России в этот период не было ни одной действующей женской обители. Первым был открыт в 1989 году Толгский женский монастырь под Ярославлем. Мы ездили в Пюхтицкий женский монастырь в Эстонию, в Киев в Покровский и Флоровский женские монастыри, посещали и Дивеево, где не было открыто ни одной церкви, но жили дивеевские старицы (среди них монахиня Евфросиния (Лахтионова), впоследствии схимонахиня Маргарита), у которых хранились некоторые святыни - вериги преподобного Серафима, чугунок.

Когда мне исполнилось двадцать лет, моя мама привела меня к архимандриту Серафиму и сказала, что хочет сейчас знать, как буду я устроена. Старец сказал: «Она будет монахиней». В это время я была студенткой медицинского института. Мама моя возразила: «Батюшка, да это же скучно», - а старец: «Мне не скучно, и ей не будет скучно!». Мама опять: «Батюшка, это же одиноко», - а старец: «Мне не одиноко, и ей не будет одиноко».

В двадцать три года, то есть через три года, архимандрит Серафим направил меня в Рижскую пустыньку к архимандриту Тавриону (Батозскому) подать поминовение за своих родственников. Я много раз была в Пюхтицком монастыре, а в Рижскую пустыньку приехала в первый раз, и мне так все там понравилось! Лес со всех сторон, небольшой скит - от Рижского Свято-Троице-Сергиева женского монастыря - с двумя храмами: Преображения Господня и Иоанна Лествичника. На монастырском кладбище остановилась у могилки, где на кресте было изображено распятие Христа, и плакала, что мне никогда не поступить в монастырь, так как я только что окончила институт (шел 1969 год), и нужно было три года отрабатывать. Просила прощения у Господа, вспомнив, что в возрасте шести лет, когда мама ставила нас около солеи в Трапезном храме Лавры, выходящий из алтаря батюшка (это был иеромонах Савва, будущий схиигумен Псково-Печерского монастыря) погладил меня по головке, дал медальончик и сказал: «Будущая монашка». Я была подвижной и сказала: «А я не собираюсь быть монашкой»…

Я подошла к Преображенскому храму и на его ступенях услышала слова проповеди архимандрита Тавриона: «Кто положил на сердце работать Господу, да не отступит от этой мысли. И в оное время Бог совершит это». Я четко расслышала слова и запомнила их на всю жизнь - поняла, что Сам Господь через старца Тавриона дал мне ответ. Стала готовиться к поступлению в монастырь. Правда, первым препятствием к этому стала моя мама, которая сказала, что не для того они с отцом меня растили, чтобы на старости лет некому было подать им кружку воды, и благословила учиться дальше в ординатуре. Я подала документы, пошла к архимандриту Серафиму за благословением, а он четко ответил: «Пустое это дело, деточка! Хватит с тебя учиться». Я поехала забирать документы, а мне их не отдали, сказали, что я стопроцентно пройду по конкурсу. Но через десять дней документы пришли по почте с пометкой: «Вы не прошли по конкурсу, потому что у Вас не московская прописка, а Московской области».

Так я жила в ожидании исполнения воли Божией. Отпуска проводила в Пюхтицком монастыре. Мое намерение учиться дальше Господь исполнил через десять лет, когда на мое имя пришло направление в ординатуру в мой институт, куда я не хотела поступать, потому что меня знали как отличную студентку, но не знали, что я верующая и хожу в храмы Москвы. Я жила не в общежитии, а на квартире у верующих бабушек. Я была уверена, что старец не благословит меня учиться, так как семь лет назад не дал благословения. И каково было мое удивление, когда архимандрит Серафим сказал: «Хорошее это дело, деточка, иди и учись!». Я ему напомнила, что когда я семь лет назад хотела учиться, то не получила благословение. На что он ответил: «Тогда ты сама просилась, а теперь тебя посылают». Я спросила: «Может быть, мне попроситься в Пюхтицкий монастырь, где я еще студенткой проводила каникулы, а потом и отпуска?». На это старец сказал: «Поезжай, но вряд ли тебя возьмут».

Я поехала в Пюхтицкий монастырь, обратилась к игумении Варваре, с которой была знакома. Объяснила ситуацию. Она обещала спросить благословения приехавшего на один день митрополита Алексия (Ридигера). Сказала, чтобы я молилась. Утром после Литургии я подошла к игумении Варваре за результатом. Она ответила: «Вот тебе архиерейское и игуменское благословение: иди учись и помогай верующим». А старец раньше уверенно сказал, что вряд ли меня возьмут. Ничего случайного не бывает.

Когда я училась в институте, то скрывала, что я верующая, и не могла без скорби слушать слова Священного Писания: Кто постыдится Меня и Моих слов в роде сем, прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий, когда приидет в славе Отца Своего… (Мк. 8, 38) Эти слова меня укоряли и сокрушали сердце. И вот на мое сокрушение и скорбь призрел Господь и дал мне такую решимость, что когда я поехала по распределению на работу в город Александров Владимирской области, то надела крест на цепочке и больше его никогда не снимала (ни на медосмотре, нигде). Открыто ходила в храм в Александрове, читала шестопсалмие. Так я пошла в ММСИ продолжать учебу в ординатуре, которая длилась два года. По окончании ординатуры мне предложили остаться на кафедре работать, но старец сказал, что веру потеряю, и я отказалась.

Через полтора года после кончины архимандрита Серафима родители отпустили меня в Рижский Свято-Троице-Сергиев женский монастырь, а архимандрит Наум благословил, и с работы удивительным образом отпустили без отработки. Так в 1981 году я стала насельницей Свято-Троице-Сергиева женского монастыря. Через три года игумения Магдалина по благословению митрополита Леонида Рижского и Латвийского переводит меня благочинной в Рижскую пустыньку. Когда я приехала в Спасо-Преображенскую пустынь, я вспомнила, как пятнадцать лет назад плакала, что мне никогда не поступить в монастырь, а Господь невозможное сделал возможным.

В ноябре 1991 года по благословению Святейшего Патриарха Алексия меня переводят во вновь открывшийся Свято-Троице-Серафимо-Дивеевский монастырь настоятельницей. Многие из насельниц Рижского монастыря, которые окормлялись у старцев Троице-Сергиевой Лавры и которых я знала еще до монастыря, стали игумениями вновь открывшихся в России святых обителей.

Монашеское житие - «искусство из искусств и наука из наук» - требует, как всякое искусство, ремесло и наука, первоначального обучения у знатоков и мастеров. И врачебной науке душ - любомудрию - есть нам полная возможность научиться от того, кто долговременным и продолжительным опытом стяжал навык к ней. Преподобный Иоанн Лествичник говорит: «Как идущий без проводника легко сбивается с пути и заблуждается, так самочинно проходящий монашескую жизнь легко погибает, хотя бы он знал всю мудрость мирскую».

Молитва - царица добродетелей. Рождается она от живого чувства благоговения к Живому Богу. Внимание к помыслам и непрестанная молитва - и есть та мысленная деятельность, из которой слагается «умное делание» - это самое действенное средство для стяжания чистоты сердца и ума.

Благодарение Богу, что есть и в настоящее время старцы, стяжавшие сию добродетель внутренней молитвы и обучающие своих чад, как обучал преподобный Серафим: «Учись умной молитве сердечной, как учат святые отцы в „Добротолюбии”, ибо Иисусова молитва есть светильник стезям нашим и путеводная звезда к небу. Одна внешняя молитва недостаточна. Бог внемлет уму, а потому те монахи, кои не соединяют внешнюю молитву с внутреннею, не монахи, а черные головешки».
В год 700-летия со дня рождения преподобного Сергия Радонежского мы много говорим и слышим о том, что Лавра Преподобного стала для многих русских иноков духовной колыбелью. Здесь они открывали для себя монашескую жизнь, учились молитве и послушанию.